Глава 4. Движение за создание федерации колоний в Австралии
Социально-экономические и политические предпосылки федеративного движения. Специфика исторического пути колоний в первой половине XIX столетия — их территориальная и экономическая изолированность друг от друга, особенности политического развития и т.п. — породили их локальную обособленность и подозрительность по отношению к соседям. Поэтому даже современным исследователям создание федерации в Австралии на рубеже Х1Х-ХХ веков представлялось неким «чудом».
Лишь отдельные политики колоний середины позапрошлого столетия думали о возможности принятия решений во всеавстралийском масштабе. Так, мечтал о «великой федерации всех колоний» У.Ч. Уэнтворт. Создать единое правительство для преодоления спорных вопросов и проблем, представлявших общий интерес, предлагал министр по делам колоний лорд Э. Грей, но инициативы метрополии не нашли понимания среди жителей континента. В 1840-1850-х гг. колонии предпочитали напрямую контактировать с Лондоном, и преобладание центробежных тенденций не позволило наладить между ними тесное и плодотворное сотрудничество.
«Золотая лихорадка» усилила соперничество колоний (особенно ярко это проявилось в отношениях Виктории и Нового Южного Уэльса), но последовавшее за ней бурное развитие экономики и все усиливавшееся с годами коммерческие и торговые связи неизбежно толкали их правительства к более тесной координации действий. Проводившиеся в 1860-1870-х гг. межколониальные конференции рассматривали целый ряд проблем, решение которых требовало общего участия. В их ходе проходили согласование вопросы иммиграции, тарифов, навигации в территориальных водах, почтового и телеграфного сообщения, ведение статистики по единым образцам и многое другое. Главным же было то, что конференции способствовали реальному сближению колоний и пробуждению их интереса к постоянному сотрудничеству. Состоявшаяся в 1870 г. в Сиднее первая всеавстралийская выставка показала, насколько хозяйственные связи отдельных регионов тесно переплетены между собой. К концу столетия фактически сложилась единая сырьевая база для крупных компаний, действовавших на территории нескольких колоний. Таможенные барьеры превратились в препятствие на пути экономического развития континента, а общие телеграфная и железнодорожная сети, соединившие столицы всех восточных колоний, продемонстрировали преимущества единого хозяйственного пространства.
Наряду с экономическими предпосылками объединения складывались и политические причины, побуждавшие правительства колоний к более тесному взаимодействию. В первую очередь таковыми были вопросы обороноспособности континента: Крымская война стала первой ласточкой, заставившей австралийцев задуматься о своей безопасности. К концу века в Австралии была создана система военной подготовки населения, а ее морские рубежи охраняла часть специально выделенных для этого боевых кораблей метрополии, что, однако, не давало полной гарантии неприкосновенности внешних границ. В опубликованном в 1889 г. докладе британского генерал-майора Дж. Б. Эдвардса предлагалось объединить вооруженные силы всех колоний, «заложив фундамент крепкой военной системы» по образцу Канады. Поодиночке такая задача была им явно не по силам.
Помимо защиты от предполагаемого противника жителей континента все больше беспокоило расширение колониальной экспансии европейских держав в непосредственной близости от Австралии: Германия аннексировала северо-восточную часть Новой Гвинеи, Франция захватила Новую Каледонию, Россия и США проявляли активность в южной части акватории Тихого океана, которую австралийцы к тому времени привыкли считать своей. Когда на их петиции в Лондон с просьбой разрешить австралийцам самостоятельную колонизацию островов этой части океана последовал уклончивый ответ метрополии, правительства Виктории и Квинсленда разработали свои планы действий, а посланная на Новую Гвинею экспедиция из Квинсленда объявила юго-восточную часть острова протекторатом Великобритании. В 1890 г. Г. Паркс, один из наиболее влиятельных политиков НЮУ второй половины XIX в., рассматривал федерацию колоний как единственное средство достижения доминирующего влияния австралийцев в южной части Тихого океана и призывал использовать «язык силы» для достижения своих целей в переговорах даже с самой метрополией.
Генри Паркс
Противоречия в отношениях с Великобританией не ограничивались только вопросами самостоятельной внешней экспансии колоний. Протесты местных политиков вызывали, например, попытки британского парламента вмешаться в иммиграционное законодательство: курс на этническую самоизоляцию Австралии не устраивал Лондон, стремившийся укрепить Британскую империю путем политики имперского партнерства. В качестве взаимоприемлемого компромисса министр по делам колоний Джозеф Чемберлен предложил ввести в качестве обязательного условия для въезда в Австралию требование владения одним из европейских языков; таким способом чиновники иммиграционных ведомств колоний ставили естественный барьер для поселения там практически всех не-европейцев. Гибкий подход метрополии и прямые выгоды для колоний, которые давал им статус части могущественной Британской империи, обеспечивавшей всем входившим в ее состав территориям экономическую, финансовую и политическую помощь и поддержку, сохранили в Австралии пробританскую ориентацию. Но не прекращавшиеся споры с Лондоном подталкивали колониальные правительства к единству действий для лучшего обеспечения своих интересов.
Еще одним фактором, стимулировавшим общие шаги колоний, стало развитие национального самосознания австралийцев. Сдвиги в их массовом сознании отражали изменившуюся реальность: по мере становления местной экономики во второй половине XIX столетия снижалась экономическая и финансовая зависимость колоний от Великобритании; уроженцы континента к 1901 г. составили уже 82% населения Австралии. Именно эти обстоятельства способствовали росту националистических организаций в их стране на рубеже XIX-ХХ вв. Представители умеренно-националистического течения входили в Ассоциацию уроженцев Австралии, которая к 1900 г. объединяла в своих рядах около 17 тыс. человек и имела отделения во всех крупных городах. В ее работе активно участвовали все ведущие либералы колоний: Альфред Дикин, Айзек Айзекс, Эдмунд Бартон и другие. Их взгляды вкратце можно охарактеризовать как своеобразное смешение гордости и уважения к своей родине — Австралии и тесно переплетенной с сугубо конъюнктурными соображениями привязанности к Великобритании — родине их предков. Радикальные националисты группировались вокруг журнала «Булле -тин», основанного в конце XIX в., на страницах которого лозунги американской демократии уживались с идеями эгалитаризма в духе Великой французской революции, а культивированию «австралийского духа» и идеализации «жизни в буше» с ее товариществом и взаимовыручкой сопутствовал оголтелый расизм.
Так называемые «культурные националисты» выступили против подражания английским образцам в искусстве, литературе, живописи и музыке, а также и против предпочтения английских товаров местным изделиям. К этому времени австралийцы построили прочную систему образования, включая университеты, которыми обзавелись их столицы. В области науки и техники ученые и изобретатели опирались пока еще на помощь из метрополии, во всех колониях работали отделения Королевского общества; но все больше внимания уделялось местным нуждам. Литературное творчество колонистов обрело характерные черты, позволявшие говорить о рождении национальной школы словесности. Еще в середине XIX в. в фольклоре золотоискателей зазвучали ноты противопоставления Англии — страны богачей и привилегий, и Австралии — земли равенства и свободы. Баллады Ч. Тэтчера «Лондон и диггеры», «Австралия против Англии», «Ура Австралии» стали первыми провозвестниками австралийского национализма в литературе. Во второй половине XIX в. писатели Адам Л. Гордон, Маркус Кларк и Генри Гендель Ричардсон рассказали миру об Австралии, ее природе и людях. Упомянутый ранее журнал «Буллетин» называли «Библией для жителей буша» из-за его огромной популярности во всех колониях. Его главный редактор Джон Арчиболд собрал вокруг себя писателей, разделявших его взгляды. Самыми яркими в этой плеяде, несомненно, были поэт Эндрю Бартон «Банджо» Патерсон и Генри Лоусон, чьи стихи и рассказы раскрывали мир простых австралийцев и говорили о братстве и взаимопомощи, без которых невозможно было прожить в австралийской глубинке, и предопределили основные черты того феномена, что теперь зовется австралийским национальным характером. В эти же годы начинается популярность «Вальсирующей Матильды» «Банджо» Патерсона — баллады об укравшем овцу свэгмене — разнорабочем в буше, который предпочел смерть сдаче окружившей его поли-
ции. До наших дней эта песня — самая любимая среди австралийцев, ибо в ее незамысловатом сюжете, как в капле воды, отразились знакомые всем жителям Австралии исторические реалии: неприкаянный трудяга с болтающейся котомкой — скаткой из нехитрого скарба за плечами, его чувство глубокой внутренней свободы.
Нелли Мельба
Началом собственно австралийской живописи стало творчество художников «Гейдельбергской школы»: Тома Робертса, Артура Стритона, Чарльза Кондера и Фредерика Маккаббина. В их работах конца XIX в. слились воедино и мастерство художественной техники импрессионистов, и мотивы природы Австралии, и жизнь ее народа. Широко известны пейзажи и портреты Джорджа Ламберта. Представителем направления, созвучного известному лозунгу «искусство для искусства», был Руперт Бан-ни, на полотнах которого нашлось место как характерным для его творчества нимфам и пастушкам, так и великолепной певице Нелли Мельба, чей прекрасный портрет экспонируется в зале художника в Австралийской национальной галерее. Именно эта женщина в конце XIX столетия заблистала на оперных сценах Европы, побывала на гастролях в России, став первой оперной дивой из Австралии, чье имя доныне окружено флером легенд. В Мельбурне и Аделаиде открылись консерватории, классическая музыка Европы нашла свое преломление в творчестве местных композиторов.
Эдмунд Бартон
После периода «золотой лихорадки» сформировался и свой колониальный стиль австралийского градостроения, для которого были характерны простота архитектурных форм (прямоугольное здание, окруженное обязательной верандой) в сочетании с чугунным кружевом в обрамлении балконов. В конце XIX в. в строительстве правительственных зданий доминировал помпезный викторианский стиль, типичный образец которого — здание парламента в Мельбурне. Словом, австралийцам было чем гордиться.
Таким образом, рубеж веков стал временем утверждения австралийской культуры как сложившегося самостоятельного явления. Как бы подводя итог этим процессам, один из лидеров федеративного движения в Австралии Э. Бартон сказал на одном из митингов в его родном Новом Южном Уэльсе: «Впервые в истории мы имеем нацию для континента и континент для нации».
В целом в результате деятельности националистов в канун ХХ в. лозунг «Австралия для австралийцев» приобрел широкую популярность в колониях, и умеренные националисты возглавили движение за создание федерации как средства достижения еще большей самостоятельности Австралии. Но это не означало, что во взглядах на ее перспективы существовало полное единство. Лейбористы и радикалы, например, восприняли идеи объединения колоний как заговор правых сил против австралийской демократии. Они устранились от участия в процессе разработки федеральной Конституции, опасаясь, что создание единого правительства поведет к снижению значительной доли самоуправления на местах. Возможный же союз колоний виделся им изобретением «толстосумов» для укрепления позиций крупной буржуазии.