Демографическая ситуация.

Дав мощный толчок экономическому развитию колоний, «золотая лихорадка» в значительной мере изменила там и демографическую ситуацию: их население стало расти невиданными ранее темпами. Только за период с 1850 по 1860 гг. его численность увеличилась в 2,5 раза, достигнув 1 млн. человек. Естественно, это были свободные переселенцы: главным политическим следствием золотой лихорадки 1850х гг. стала окончательная отмена ссылки английских каторжников в Австралию. К началу XX в. на территории континента проживало уже 3,8 млн. чел. Самыми густонаселенными колониями стали Виктория и Новый Южный Уэльс; меньше всего людей проживало в Тасмании; Западная Австралия стала догонять своих соседей только в конце XIX столетия после открытия крупных месторождений золота на ее территории.

Национальный же состав австралийцев оставался в целом гомогенным: до 95% их было выходцами с Британских островов, по большей части англичанами и шотландцами. В 1840-1850-х гг. к ним присоединились гонимые страшным голодом беженцы из Ирландии, которые к концу столетия составили 1/5 всех жителей Австралии, пополняя собой главным образом ряды рабочего класса и придавая, по словам современника, «австралийской демократии несколько бурный и нетерпеливый оттенок». Золотые россыпи привлекли на прииски колоний представителей практически всех крупных наций Европы, Азии и Америки; часть из них осела на этих землях. Так в Виктории в середине XIX в. проживало около 5 тыс. американцев, чье влияние на судьбы страны оказалось достаточно сильным вследствие отсутствия языкового барьера и сходства ряда особенностей исторического развития. Созвучными белым австралийцам оказались как их анти-британские бунтарские настроения, так и расовые предрассудки, и суд Линча, увы, порой использовался как метод разрешения возникавших конфликтов.

В наибольшей степени это «заимствование» сказалось на судьбе китайцев пытавшихся в массовом количестве искать счастья в Виктории и Новом Южном Уэльсе. Они работали большими семейными бригадами на брошенных европейцами приисках в попытках извлечь остатки золота и переправить найденный металл в Китай для поддержания оставшихся на родине жен, детей и родственников. Неприязнь белых золотоискателей вызывали различия культур, низкий уровень жизни китайцев и боязнь, что вслед за «первыми ласточками» их соплеменники заполонят Австралию. В конце 1850 — начале 1860-х гг. по Виктории и Новому Южному Уэльсу прокатилась волна китайских погромов; на подавление беспорядков были брошены полиция и войска; вслед за этим правительства колоний приняли ряд законов об ограничении въезда китайцев на территорию Австралии.

Еще более сложной для разрешения оказалась проблема, связанная с ввозом на плантации сахарного тростника в Квинсленде островитян-полинезийцев, которых в Австралии называли канаками. В отличие от белых рабочих они не требовали ни хороших условий проживания, ни высокой зарплаты за поистине каторжный труд и выполняли любую работу, создавая тем самым жесткую конкуренцию европейцам. В парламент Квинсленда посыпались протесты общественности: рабочие, церковь, пресса требовали запрета ввоза дешевой цветной рабочей силы в колонию, мотивируя это тем, что плантаторы создают систему рабского труда и тем самым дестабилизируют общество. Споры по этим вопросам продолжались в течение почти 20 лет и завершились в конце XIX в. отказом от использования труда канаков. Таким образом, было положено начало этнической самоизоляции Австралии.

«Дикарями, которых надо либо замирить, либо уничтожить» оставались для большинства белых австралийцев и аборигены. Во второй половине XIX в. правительства колоний принимают ряд законов, защищавших остатки племен от физического уничтожения и вводивших начала государственной помощи аборигенам, которые оставались жить на остатках своих племенных земель под патронажем специально назначаемых чиновников. Часть аборигенов перебралась в города и перенимала привычки белых колонистов, зачастую, правда, в весьма карикатурной форме. Былая открытая враждебность уходила в прошлое, но о каком-либо равноправии не могло быть и речи.

Вторая половина XIX столетия была и более богата контактами с Россией: в Австралию приезжали русские путешественники и журналисты, оставившие интереснейшее литературное наследие. Начало этому процессу положили труды Н.Н. Миклухо-Маклая, который долгие годы работал на Новой Гвинее и в Австралии. Хотя его идеи устройства русской переселенческой колонии на Берегу Маклая или на островах Тихого океана оказались утопией, они подстегнули немалый интерес к Австралии в России, который рос по мере укрепления самостоятельности колоний. В конце XIX в. на Южном континенте появились первые волны эмигрантов из России: евреи, татары, жители прибалтийских губерний — латыши, литовцы, эстонцы. В 1891 г. здесь постоянно проживали около 3 тыс. выходцев из Российской империи и активно действовали российские консулы, чья деятельность способствовала становлению всестороннего сотрудничества двух стран.

Конфессиональный состав колоний складывался по мере расширения национального спектра и был весьма пестрым: от верований аборигенов до конфуцианства. Большинство населения исповедовало христианство; основными деноминациями были различные направлениями протестантства, но по мере увеличения количества ирландцев в колониях росло влияние католической церкви. Постепенно уходило в прошлое активное вмешательство духовенства в политическую жизнь колоний; главными сферами деятельности клира становились воспитание, мораль и миссионерство. Исключение, пожалуй, составляли католические прелаты, которые открыто поддерживали лейбористских политиков в противовес их буржуазным оппонентам. Общее наблюдение современников сводилось к тому, что большинство мирян в колониях весьма прохладно относились к религии и священнослужителям и смотрели на выполнение религиозных обрядов как на формальную процедуру.

Сохранялось также и сложившееся в начале XIX в. преобладание городского населения над сельским: жизнь в буше по-прежнему была трудна, и большинство колонистов предпочитало оседать в городах. Бурная урбанизация второй половины XIX столетия лишь усилила эту тенденцию.

В этот период изменилась социальная структура австралийского общества, окончательно утратившая колониальный характер. Если до середины столетия население колоний состояло главным образом из каторжников, персонала тюрем и свободных поселенцев, то к концу века здесь сложилась типичная для всех капиталистических государств того времени картина: 68% самодеятельного населения работали по найму, 8% были предпринимателями и около 20% составляли лица свободных профессий. Особенностью австралийского общества в период бурного развития экономики страны была размытость социальных границ, практическое отсутствие кастовой замкнутости, высокая степень социальной мобильности и численное преобладание средних слоев.

Наиболее многочисленной и влиятельной группой австралийского социума второй половины XIX в. стали рабочие: моряки и портовики, строители, стригали овец и разнорабочие на фермах, горняки и работники различных предприятий. Вследствие сохранявшейся перманентной нехватки рабочих рук заработная плата в Австралии была значительно выше европейских стандартов: например, сельскохозяйственный рабочий получал почти в 5 раз больше, чем в России. А в Квинсленде дополнительно к зарплате полагалось еще и трехразовое питание стоимостью 12 шиллингов, что само по себе приближалось к величине оплаты труда рабочего в Англии. С учетом низких цен на продукты питания и стоимости жилья уровень жизни австралийского рабочего был выше, чем у его собрата в Европе, а у некоторых категорий совокупный доход превышал порой доходы мелкого предпринимателя. Недаром всем, без исключения, наблюдателям Австралия конца XIX в. представлялась «раем для рабочих».

Нед Келли

Однако сохранявшееся в памяти каторжное прошлое и связанная с ним широко распространенная внутренняя оппозиционность властям, а так же присущие всем странам периодические экономические трудности и социальное неравенство породили своеобразный образ национального героя колоний. Им стал знаменитый бушрейнджер Нед Келли, банда которого наводила ужас на жителей Виктории в 1870-х гг. Многие сочувствовали молодому ирландцу, а самодельные железные доспехи, в которые Келли облачался, выходя на грабежи, во второй половине ХХ в. стали своего рода символом свободолюбия австралийцев в современной литературе и изобразительном искусстве страны.

Практическое отсутствие налогов и почти ничем не ограниченное поле деятельности сделали Австралию раем не только для рабочих, но и для предпринимателей. К концу Х1Х в. крупные бизнесмены, состояние которых насчитывало более 50 тыс. ф. ст., составляли около 0,3% всех хозяев; средняя буржуазия (владельцы недвижимости стоимостью выше 1 тыс. ф. ст.) -60%; мелкие собственники (обладатели капитала от 200 ф. ст.) -порядка 40%. Поскольку наследственной аристократии в колониях не существовало, местная элита сложилась из крупных землевладельцев и овцеводов (в том числе так называемых «отсутствующих владельцев» — английских магнатов, приобретших земли в Австралии), собственников рудников, приисков, банков и торговых компаний. Как правило, эти люди были тесно связаны между собой экономическими, политическими, а порой и матримониальными узами. Основную массу средней и мелкой буржуазии колоний составляли фермеры и владельцы мелких промышленных предприятий. Согласно статистическим данным, фабрикой в колониях считался промышленный объект, где по найму трудились 4 и более рабочих и использовались паровые механизмы. Весьма часто в те времена можно было встретить так называемых «работающих владельцев» — предпринимателей, трудившихся на своем предприятии наравне с рабочими. В эту же категорию входили владельцы лавок и магазинчиков.

Стригали, 1875 г.

В конце XIX столетия в колониях формируется слой белых воротничков — служащих и интеллигенции (чиновники государственных учреждений, юристы, журналисты, врачи, преподаватели, менеджеры). Преуспевающая часть этой группы играла активную роль в местной политической жизни и, достигнув признания на своем поприще, вливалась в состав колониальной элиты.